Перед взором Гараси возник "проспект, по которому весело позванивал маленький трамвай. Тогда, оборотясь назад, в смутной надежде увидеть там свой дом на Садовой, Гарася убедился, что сделать этого он никак не может: не было не только дома - не было и самой Садовой сзади... Гарася залился детскими слезами и сел на уличную тумбу, и слышал вокруг ровный шум сада. Карлик в черном... пиджаке и в пыльном цилиндре вышел из этого сада. Его бабье безволосое лицо удивленно сморщилось при виде плачущего мужчины.
- Вы чего, гражданин? - спросил он у Гараси, дико глядя на него. Директор карлику не удивился.
- Какой это сад? - спросил он только.
- Трэк, - удивленно ответил карлик.
- А вы кто?
- Я - Пульз, - пропищал тот.
- А какая это гора? - полюбопытствовал Гарася.
- Столовая Гора.
- В каком городе я?
Злоба выразилась на крохотном личике уродца.
- Вы что, гражданин, смеетесь? Я думал, вы серьезно спрашиваете!.."

Лилипут уходит от Гараси, возмущенный, и тогда тот кричит: " - Маленький человек!.. Остановись, сжалься!.. Я... все забыл, ничего не помню, скажи, где я, какой город.
- Владикавказ, - ответил карлик. Тут Гарася поник главой, сполз с тумбы и, ударившись головой оземь, затих, раскинув руки. Маленький человечек сорвал с головы цилиндр, замахал им вдаль и тоненько закричал: - Милиционер, милиционер!"

Здесь отразились булгаковские впечатления от гастролировавшей во Владикавказе труппы лилипутов. В последующих редакциях С. Б. Л. назывался Степой Бомбеевым или Лиходеевым, но вплоть до 1937 г. его выбрасывали из Нехорошей квартиры во Владикавказ. В 1936 г. Т. Пейзулаев скончался в Москве. Возможно, узнав о смерти прототипа, Булгаков решил убрать детали, связывающие с ним С. Б. Л. В последней редакции романа незадачливого директора Театра Варьете Азазелло по приказу Воланда отправлял уже не во Владикавказ, а в Ялту.

Тут становится очевидной связь Степы Лиходеева с героем рассказа Михаила Зощенко (1895-1958) "Землетрясение" (1929) Снопковым, который "через всю Ялту... прошел в своих кальсонах. Хотя, впрочем, никто не удивился по случаю землетрясения. Да, впрочем, и так никто бы не поразился". В отличие от героя "Землетрясения", С. Б. Л. своим появлением в непотребном виде производит в Ялте смятение. Впрочем, он тоже выступает как жертва стихии, только не землетрясения, а потусторонних сил.

В происшествиях, случившихся со Снопковым и Степой Лиходеевым, совпадают многие мелкие детали. Герой Булгакова наказан, среди прочего, и за пьянство: перед вынужденным путешествием в исподнем и без сапог в Ялту он выпил чересчур много водки и портвейна (его приключения во многом предвосхищают сюжет известного фильма Эльдара Рязанова "Ирония судьбы, или с легким паром", где вместо Ялты фигурирует Ленинград).

Точно так же герой Зощенко накануне землетрясения (речь идет о Большом Крымском землетрясении 11 сентября 1927 г. в районе Ялты) "выкушал полторы бутылки русской горькой", затем заснул, был ограблен и раздет до подштанников. Очнувшись и пройдя несколько верст от города, "он присел на камушек и загорюнился. Местности он не узнает, и мыслей он никаких подвести не может. И душа и тело у него холодеют. И жрать чрезвычайно хочется.
Только под утро Иван Яковлевич Снопков узнал как и чего. Он у прохожего спросил.
Прохожий ему говорит:
- А ты чего тут, для примеру, в кальсонах ходишь?
Снопков говорит:
- Прямо и сам не понимаю. Скажите, будьте любезны, где я нахожусь?
Ну, разговорились. Прохожий говорит:
- Так что до Ялты верст, может, тридцать будет. Эва куда ты зашел".

Сходным образом в окончательном тексте Булгаков описывает пребывание Степы Лиходеева в Ялте:

«… "Открыв слегка глаза, он увидел себя сидящим на чем-то каменном. Вокруг него что-то шумело. Когда он открыл как следует, глаза, он увидел, что шумит море... и что, короче говоря, он сидит на самом конце мола, и что под ним голубое сверкающее море, а сзади - красивый город на горах.
Не зная, как поступают в таких случаях, Степа поднялся на трясущиеся ноги и пошел по молу к берегу.
На молу стоял какой-то человек, курил, плевал в море. На Степу он поглядел дикими глазами. Тогда Степа отколол такую штуку: стал на колени перед неизвестным курильщиком и произнес:
- Умоляю, скажите, какой это город?
- Однако! - сказал бездушный курильщик.
- Я не пьян, - хрипло ответил Степа, - я болен, со мной что-то случилось, я болен... Где я? Какой это город?..
- Ну, Ялта...
Степа тихо вздохнул, покатился на бок, головою стукнулся о нагретый камень мола". …»

Просторечный стиль рассказчика совпадает в обоих случаях. А вот реакция героев на происходящее оказывается прямо противоположной. Само слово "Ялта" успокаивает Снопкова, узнающего, что он не так уж далеко от дома забрался в своих странствиях. Наоборот, С. Б. Л. оно повергает в ужас. Директор Театра Варьете не в состоянии понять, как он за одно мгновение очутился в сотнях километров от Москвы.

Различие здесь и в объектах осмеяния. У Зощенко рассказ юмористический, бичующий пьянство. Его герой - простой сапожник. "Землетрясение" - это как бы иллюстрация к известной поговорке "пьян как сапожник". У Булгакова же образ С. Б. Л. - образ сатирический. Пьянство - не единственный и далеко не главный порок директора Театра Варьете. Он наказан прежде всего за то, что занимает не свое место.

В ранних редакциях имя Лиходеева было прямо заменено "красным директором". Так официально именовались назначенцы из числа партийных работников, которых ставили во главе театральных коллективов с целью осуществления административных функций и контроля, причем "красные директора", как правило, никакого отношения к театральному искусству не имели. В эпилоге "Мастера и Маргариты" С. Б. Л. получает более подходящее при его страсти к выпивке и закуске назначение - директором большого гастронома в Ростове.

В образе Стёпы Лиходеева отразился и материал фельетона "Чаша жизни". Известное замечание Воланда: "Я чувствую, что после водки вы пили портвейн! Помилуйте, да разве это можно делать!" выросло из сентенции одного из героев этого фельетона: "Портвейн московский знаете? Человек от него не пьянеет, а так, лишается всякого понятия".

Степан Богданович Лиходеев, пробудившись, припоминает только, как целовал какую-то даму и как ехал на таксомоторе со скетчистом Хустовым. В "Чаше жизни" один из героев, Пал Васильич, обнимает и целует неизвестную даму, а потом рассказчик помнит только, как они ехали на такси. Очнувшись же дома, он, как и директор Театра Варьете, оказывается не в состоянии подняться.

С. Б. Л. связан также с булгаковским фельетоном "День нашей жизни". Его герой возвращается домой после попойки и заплетающимся языком произносит последний монолог перед тем, как забыться: "Что, бишь, я хотел сделать? да лечь... Это правильно. Я ложусь... но только умоляю разбудить меня, разбудить меня, непременно, чтоб меня черт взял в десять минут пятого... нет, пять десятого... Я начинаю новую жизнь... Завтра". С. Б. Л. якобы назначает свидание Воланду на десять часов, а затем директора действительно "черт взял" и кинул из Москвы в Ялту. В эпилоге С. Б. Л. начинает "новую жизнь": отказывается от портвейна и пьет только водку, настоянную на смородиновых почках, буквально следуя совету Воланда, "стал молчалив и сторонится женщин".

Ирония заключена в отчестве Степы Лиходеева - Богданович, поскольку скорее не Бог, а черт принес Степу в Театр Варьете, где от него стонут подчиненные, так что на предположение администратора Варенухи, не попал ли Степа Лиходеев, как и Михаил Александрович Берлиоз, под трамвай, финдиректор Римский отвечает: " А хорошо бы было..."

Сомнительный разговор с Берлиозом "на какую-то ненужную тему", происходивший, "как помнится, двадцать четвертого апреля", который директор Театра Варьете связывает с печатью на двери Берлиоза и возможным арестом председателя МАССОЛИТа, восходит к переписке Булгакова с одним старым знакомым.

19 апреля 1929 г. ему написал из Рязани актер Николай Васильевич Безекирский. Он знал Булгакова осенью 1921 г., во время работы в Лито (Литературном отделе) Главполитпросвета. Безекирский сообщал: "Вы вероятно очень будете удивлены, что малознакомый к Вам пишет, но я вспомня наше короткое с Вами знакомство в трудное время и зная, что Вы некоторое время сами были в скверном материальном положении, а, следовательно скорее поймете мое теперешнее ужасное положение: я административно выслан на 3 года минус 6 губерний. Причина для меня до сих пор довольно туманная - следователь ГПУ обвинял меня в контрреволюционном разговоре в одном доме, где я часто бывал, ну и в результате я в Рязани, лишился службы в Москве, не член уже стал союза и пр., и здесь я не могу нигде найти работы и я сейчас в таком положении, что хоть где-нибудь зацепись за крюк!"

Судя по тому, что второе и последнее из известных писем Безекирского Булгакову с благодарностью за помощь датировано 26 апреля 1929 г. на открытке "для ответа" и поступило к Булгакову, как можно заключить по почтовому штемпелю, 28 апреля, то не дошедшее до нас письмо Булгакова Безекирскому было написано и отослано 24 апреля 1929 г., как раз в тот день, когда произошел разговор Степана Богдановича Лиходеева с Берлиозом.

Дата 24 апреля - это также одно из косвенных доказательств, что действие "Мастера и Маргариты" в московской части происходит не позднее начала мая, иначе бы С. Б. Л. вряд ли мог бы вспомнить точно день "сомнительного разговора". Поскольку события романа приурочены именно к 1929 г., Булгаков, очевидно, сознательно использовал дату своего письма Безекирскому в эпизоде с разговором Степы Лиходеева и председателя МАССОЛИТа.

Происшествие с сосланным в Рязань актером было использовано в образе Мастера в одной из редакций романа, где упоминались "рязанские страдания" героя.

© Булгаковская.Москва